День из жизни кетцалькоатля
Ветер постепенно крепчал, но это было только во благо огромному старому кетцалькоатлю, что, словно и не замечая своего исполинского тела, без единого взмаха скользил на теплых воздушных потоках, раскинув двенадцати метровые крылья и описывая медленные изящные спирали, то поднимавшие его под самые облака, то спускавшие вниз, к лесистой саванне, которую птерозавр назвал бы своим домом – если бы, конечно, умел говорить. А пока что… он всего лишь кружил над этим местом, внимательно осматривая землю внизу в поисках гнилой падали – своей излюбленной добычи – и, попутно, «инспектируя» небеса, дабы не пропустить других стервятников, тоже разыскивающих, чем бы поживиться. Сейчас, когда солнце хорошо прогрело землю, гигант забрался очень высоко, и с земли он казался всего лишь крохотной мушкой, но его зоркие, как у орла, глаза без труда различали даже мельчайшие детали местности внизу, начиная от количества рогов на «воротнике» очередного цератопса, обкусывающего ветки прибрежного кустарника, и заканчивая числом яиц в гнезде какого-то плотоядного динозавра, рядом с которым – вот незадача! – лежала на земле свирепая мамаша. Печально, весьма печально. Такой завтрак накрылся!
Несмотря на свои чудовищные размеры, кетцалькоатль не был таким уж свирепым хищником, и, если и охотился на живую добычу, то довольствовался всякой мелочью, вроде беспомощных детенышей динозавров, которых выглядывал с воздуха. Естественно, что при этом было крайне желательно, чтобы взрослые особи были как можно дальше от гнезда, ибо, хоть беззубый клюв этого птерозавра и был способен разить с ужасающей мощью, на земле он все же был довольно неуклюж, и быстрый, подвижный наземный хищник без труда смог бы вцепиться ему в крыло или ухватить за длинную тонкую шею, что была отнюдь не так пластична, как у современных птиц – парировать удар он бы явно не сумел. Его шея была хороша в полете, когда все позвонки вытягивались в одну линию, формируя плотный твердый киль для разрезания воздуха, и это, вкупе со многими другими качествами, делали небесного гиганта идеальным патрульным, могущим не спускаться на землю в течение нескольких дней, а то и недель, обследуя при этом поистине колоссальные территории – до сотен, и даже тысяч квадратных километров леса и равнин. Иногда, если случался дождь, или воздух был слишком холодным, или дул слабый ветер – птерозавр не поднимался в небо, а исследовал свои владения с земли, как это делают современные аисты марабу – ближайшие аналоги этого позднемелового гиганта. Взлет и посадка – это были слабые места кетцалькоатля, и ему немалых усилий стоило подняться под облака – или, наоборот, спуститься за пищей. Ничего удивительного, что он предпочитал не делать этого зря, и всегда точно соотносил необходимость приземления с аппетитностью предложенного обеда. Либо с возможностью поплатиться за свою жадность чем-то большим, нежели пустым желудком да потрепанными нервами! И, покружив-таки над гнездом, дабы окончательно убедиться, что шансов на добычу никаких, он убрался прочь, продолжая свое молчаливое наблюдение.
Стоял полдень, самое хорошее время для всех летунов, так что то тут, то там кетцалькоатль замечал чьи-то крылатые тени – впрочем, в большинстве своем это были просто птицы. К концу мелового периода пернатые изрядно размножились, отвоевав себе заметное место в экосистеме, и кое-кто из них даже начал конкурировать с птерозаврами, вытеснив большинство из них либо в море, либо на позицию «тяжелых бомбардировщиков», скорее соперничающих с наземными хищниками. Некоторые из этих последних титанов неба выросли до гигантских размеров, и парящий на теплых потоках воздуха кетцалькоатль был тому живым подтверждением. Однако, решив, подобно плотоядным динозаврам, выиграть за счет увеличения габаритов, крылатые ящеры оказались балансирующими на качающейся перекладине, с одной стороны которой стояла их способность летать, которую их предки развивали в себе на протяжении свыше ста миллионов лет, а с другой – возможность на равных играть с крупными хищниками, живущих в этих краях, начиная от вездесущих троодонов и кончая всем известным тираннозавром рексом, чьи тринадцать метров и восемь тонн живого веса были способны отогнать от туши даже куда более крупное существо, нежели изящный птерозавр! Теряя свое место в воздухе, крылатые рептилии решили опробовать план возвращения на землю, в качестве нелетающих хищников-собирателей… но, увы, эта попытка была предпринята слишком поздно, чтобы всерьез повлиять на ход истории, да и полые косточки и слабо развитые лапки птерозавра вряд ли были удачным материалом для того, чтобы создать из них нечто стоящее внимания!..
Высмотрев внизу что-то вроде брошенного гнезда, кетцалькоатль тут же, убедившись, что никого из взрослых динозавров поблизости нет, начал кругами заходить на посадку. Дул хороший, сильный ветер, но птерозавр не ошибся с местом посадки, и, несколько раз хлопнув крыльями, он, наконец, коснулся земли, неуклюже пробежав пару шагов на задних конечностях прежде, чем остановиться и сложить крылья. Сейчас, с прижатыми к телу перепонками и отведенными назад кончиками крыльев, кетцалькоатль, хоть и был почти три метра ростом, не выглядел таким уж великаном, скорее напоминая что-то вроде исполинского аиста, с изрядной примесью летучей мыши. Смешно семеня и держа свою огромную голову на поднятой шее, точно жираф, птерозавр приблизился к гнезду. На краю его шуршал какой-то варан, видимо, решивший подкрепиться, но – удача сегодня была не на его стороне, ибо тяжелый клюв птерозавра тюкнул его аккурат в основание черепа, раздробив позвоночник, и, подхватив тушку, кетцалькоатль отправил ее к себе в желудок, после чего уже вплотную занялся самим гнездом. Яйца лежали на дне, слегка припорошенные грязью и сухой листвой, а, опустив клюв пониже, кетцалькоатль понял, что гнездо заброшено – ведь скорлупки, которым, в норме, полагалось быть чуть более теплыми, нежели окружающий воздух, были мертвыми и холодными. Пустыми. Но вкусными…
Кетцалькоатль чуть стукнул клювом по ближайшему яйцу, словно проверяя его на прочность, после чего, схватив его клювом, запрокинул голову и сжал челюсти. Довольно мягкая скорлупа тут же лопнула, как перезрелое яблоко, и, буквально вытряхнув содержимое себе в глотку, он отшвырнул пустую оболочку в сторону, нагнувшись за следующей порцией. Надо сказать, яйца были липкими, скользкими, с какой-то больно уж мягкой «мясной» начинкой в виде полусформировавшихся детенышей, да еще и воняли сероводородом – но, как ни странно, для птерозавра не было еды вкуснее. Да и чего уж тут ждать от падальщика, предпочитающего не свежее, упругое мясо, а изъеденную червями плоть, отваливающуюся от костей?.. Через несколько мгновений все пять яиц исчезли в горле птерозавра, и, пригнувшись, кетцалькоатль сорвался с места, мощно работая всеми четырьмя конечностями. Все его мускулы работали на пределе, огромное тело словно сжалось в тугой комок, и, сделав три коротких прыжка, одновременно с четвертым он уже оторвался от земли, пару раз задев кончиками крыльев землю, но все же сумев выправить полет и подняться в небо. Там, наверху, по крайней мере, было гораздо прохладнее, чем на земле, и, едва поймав восходящий поток воздуха, птерозавр тут же заскользил прочь. Теплый ветер приятно шевелил мелкие ворсинки на перепонках крыльев, посылая в мозг птерозавра тысячи слабейших сигналов, которые, суммируясь, формировали общую чувствительную плоскость, информировавшую крылатого ящера обо всех изменениях в давлении воздуха, силе и направлении ветра, таким образом позволяя ему использовать себе во благо даже наималейшие особенности окружающей среды, чтобы не терять ни крупицы той энергии, которую ему приходилось тратить на то, чтобы добыть себе пищу – топливо для своего теплокровного тела.
Слабая струйка запаха достигла тяжелого клюва кетцалькоатля, и информация о нем тут же поступила в мозг, заставив птерозавра заинтересованно втянуть воздух открытой пастью, чтобы лучше идентифицировать этот «аромат». Пахло стухшим мясом, причем не просто подгнившим, а именно стухшим, разваливающимся на отдельные волоконца… Это было редкостным лакомством, и, едва определив нужное направление, кетцалькоатль тут же помчался на столь явно заявленный «банкет». Из-за особого строения клюва он с трудом мог питаться свежим мясом, а вот мягкую падаль рвал с удовольствием… но, увы, доставалась она ему не так часто – менее привередливые хищники успевали все сорвать до того, как мясо достигало необходимой консистенции, поэтому куда чаще кетцалькоатлю приходилось охотиться у какого-нибудь затхлого ручья, либо обирать гнезда динозавров, либо же вовсе примерять на себя шкуру современных африканских птиц, вроде страуса, выхватывая с земли и из норок всякую мелочь, вроде ящериц, мелких млекопитающих и прочих слабых существ, которых можно было проглотить целиком или рассечь пополам одним щелчком клюва. Естественно, что в таком случае он немало рисковал, оказываясь в непосредственной близости от снующих поблизости хищников… но, в таком случае, у него были свои козыри в несуществующих рукавах… И, едва выглядев впереди огромный скалистый обрыв, где он, впрочем, бывал относительно редко, птерозавр, уже чувствуя близость поживы, без раздумий рванулся вперед. Его нос вел его не хуже компаса, а зоркие глаза без труда разглядели и источник чарующего аромата – чью-то явно несвежую тушку, что застряла, повиснув на ветвях старого засохшего дерева, умудрившегося вырасти на небольшом скалистом утесе, который, точно зуб, торчал из земляного бока отвесной стены. Очень может быть, что это несчастное животное сдохло, по меньшей мере, пару недель назад, забившись в заросли пахучего кустарника, чтобы замаскировать свой запах… Может быть, оно было ранено, и надеялось выздороветь, но – увы, судьба распорядилась иначе, а недавнее землетрясение, прокатившееся по равнине, попросту стряхнуло тушу вниз, так что теперь она висела там, будто вывеска, распространяя вокруг себя оглушительный запах… ну, мы бы назвали это вонью.
Но для кетцалькоатля не было запаха милее… Правда, обедать в одиночестве ему было не суждено – там, внизу, уже собралась честная публика, и три молодые ричардоэстезии – хищники, весом примерно в центнер – пилили заманчивую тушу голодными взглядами, а, увидев приближающегося крылатого соперника, тут же зашипели и забегали, точно надеясь отогнать пришельца от мяса… наивные. Он даже не посмотрел в их сторону. Все его внимание было поглощено тем, как бы половчее умудриться присесть на ветки дерева, не сбив наземь тушу и не переломав себе все крылья. Сдохший динозавр был не из мелких – как минимум, килограммов двести, а дерево старое… Кетцалькоатль, с его весом, рисковал, но он шел на этот риск, манимый запахом падали, и, покружив вокруг, он начал делать пробные заходы, стараясь разобраться в том сплетении воздушных потоков, что обтекали этот обрыв, чтобы, по незнанию, часом не врезаться в него. Ричардоэстезии просто бесновались, и все пытались вскарабкаться на обрыв, чтобы добраться до туши первыми, но – их когти просто соскальзывали с земли, заставляя излишне ретивых ящеров сползать вниз, однако – о, эта молодость! – они тут же пытались проделать это вновь, видимо, надеясь на удачу. Ведь туша-то висела всего метрах в десяти от земли – ну как тут устоять перед соблазном?! Тем более, что осторожный кетцалькоатль не спешил начинать пиршество, то подлетая к самому дереву, то вновь, крутой спиралью, уходя вверх, выверяя свои движения, пока, наконец, не решился – и, вытянув вперед задние ноги, буквально не плюхнулся на вершину старого дерева. Хоть бы не треснуло, хоть бы…
Треснуло. Затрещало, что говорится, по всем швам, и, не успел наш герой опомниться, как он, сгнившая туша, обломки ветвей – все это обрушилось вниз, в одном сумасшедшем клубке, прямо на головы ричардоэстезиям, что, явно не ожидая подобного нападения, с испуганными воплями бросились в разные стороны, когда это невероятное нечто со всего размаху рухнуло на землю. К счастью, кетцалькоатль успел взлететь до того, как это падающее нечто увлекло его за собой, но – отныне оно оказалось в «зоне ведомства» быстро опомнившихся ричардоэстезий, что мгновенно сообразили, что к чему, и со всех лап бросились к столь нежданному подарку… в самом прямом смысле – с небес. Один из них, не теряя ни мгновения, тут же схватил дохлятину за подгнившее бедро, а второй, оскалив зубы, бросился прямо на снижающегося птерозавра, точно пружина, взвившись в воздух на два с половиной метра, и его челюсти захлопнулись всего в каких-то сантиметрах пять от задней лапы кетцалькоатля – тот едва успел ее отдернуть. Иначе лишился бы пары когтей – ричардоэстезии явно не шутили, и, отогнав, как им казалось, крылатого падальщика, они тут же набросились на остатки туши, едва ли не из пасти друг у друга выхватывая куски пахучего мяса. За несколько мгновений хищники успели здорово разворотить брюхо несчастного животного, тем более, что мясо буквально само отваливалось от костей, оставляя голый скелет, и ричардоэстезиям оставалось только рычать, да драться из-за лучших кусков… пока внезапно над ними не раздался жуткий, какой-то потусторонний вопль, и перепуганный молодняк, как мыши от орла, прыснули, кто куда, а на бок туши, разогнав воздух ударами крыльев, опустился кетцалькоатль.
Он явно был очень зол. И когда один из ричардоэстезий бросился вперед, явно надеясь отбить тушу, то он едва успел увернуться – иначе острый, как копье клюв кетцалькоатля точно вонзился бы ему в скулу. И еще неизвестно, с какими последствиями… Динозавр успел отпрыгнуть, вздыбив короткие черные перья на затылке, так что клюв защелкнулся впустую, но звук от этого самого щелчка был… кастеты и то звучат дружелюбнее! Сгорбив плечи и вытянув вперед шею, кетцалькоатль слегка покачивался с одного бока на другой, при этом тихо, но угрожающе шипя.
Динозавры же были отнюдь не так глупы, чтобы соваться под клюв, но – сзади к птерозавру было не подобраться, учитывая, что там находилась та самая земляная стена, с которой низринулся предмет их нынешнего спора, а спереди птерозавр вполне успешно держал оборону, уперевшись всеми четырьмя конечностями в землю и широко раскрыв клюв, несколькими ударами которого он мог любого из своих нынешних противников отправить на тот свет. Вот только… мясо… целая куча… хочется же! Второй ричардоэстезия, пользуясь тем, что птерозавр занят его товарищем, попытался утянуть себе кусок, но тут же получил чувствительный щипок в нос, заставивший его, взвизгнув, шарахнуться прочь, и кетцалькоатль, пользуясь тем, что оба соперника отбежали, все же успел отхватить кусочек мяса, тут же скользнувший ему в глотку – и, подняв перемазанный в гнилой крови клюв, с яростным шипением рванулся вперед, все-таки достав ближайшего противника. На этот раз его удар вряд ли можно было бы назвать ритуальным – ибо острое лезвие клюва вошло под кожу почти на три сантиметра, пустив по чешуйчатой шкуре теплую, пульсирующую струйку, и раненый динозавр, заверещав, дернулся прочь, разбрызгивая красные капли.
Второй ричардоэстезия, почуяв кровь, отшатнулся, точно ошпаренный, дыбя перья и щелкая зубами, а кетцалькоатль, приподнявшись на задних лапах, широко расправил свои двенадцати метровые крылья, так, чтобы закатное солнце хорошо осветило тонкую, будто бы замшевую перепонку, пронизанную тонкими веточками вен, вычертив яркий кофейно-красный фон и эффектный рисунок светлых полос. Самые кончики крыльев были угольно-черными, очерченными узкими белыми полосами, и по краю перепонки шла широкая темная кайма, что зрительно увеличивала габариты, в общем-то, не такого уж громадного птерозавра, превращая его из какого-то хиленького, неуклюжего урода в неведомое чудовище, огромное, страшное – и опасное… Раненый динозавр жалобно скулил в сторонке, его ранка уже начала опухать – трупный яд начал свое черное дело. Если ричардоэстезии повезет, он отделается лишь воспалением, если же нет… ну что ж, тоже разновидность естественного отбора, отсеивающая особей со слабым иммунитетом. Ничего личного, так сказать. Убедившись, что соперники пока что не собираются нападать, кетцалькоатль, сложив крылья, принялся как ни в чем не бывало обрывать вкуснейшее мясо с костей. Ричардоэстезии следили за ним злющими глазами… но приближаться не рисковали. Собственно, кетцалькоатлю только это и нужно было – спокойно поесть. В любом случае – много ему в свой желудок не уместить, и, наевшись до отвала, он просто улетит, бросив остатки этим юнцам. Но пока что им следовало держаться от него подальше. Они познали на себе лишь малую толику силы, которая заключалась в его клюве, но, в случае чего, старый птерозавр готов был им доказать, что он еще отнюдь не такая развалина, какой кажется… Что его все еще можно – и нужно! – уважать.
И кому была какая разница, что всего через каких-то полмиллиона лет в небо поднимется последний кетцалькоатль в мире, и его кровавые крылья, отражающие пламя заката, послужат погребальным знаменем всей эпохе гигантских рептилий? Кому какое дело было до того, что произойдет через год, через два, через десять или даже сто лет? Мир мезозойской эры не знал будущего времени.
Было только «здесь» и «сейчас». Вот на этом самом месте. Сегодня я наемся, и засну спокойно, зная, что прожил этот день не напрасно, а завтра… а не факт, что я вообще его увижу, это завтра. Беспокоиться только из-за того, что может быть? Глупо. Проблемы нужно решать по мере их поступления. И тот старый кетцалькоатль, что этим вечером отбил гнилую тушку у двух молодых ричардоэстезий… Он даже и представить себе не мог, что пройдут годы – и он превратится всего лишь в кучку разрозненных костей. В жалкие следы его былого величия…
Но в тот далекий день, шестьдесят пять миллионов лет назад, эта жалкая кучка, облаченная в плоть и кожу, вырывала куски плоти из тела дохлого динозавра, под бессильными взглядами двух молодых голодных хищников.
И чувствовала себя победителем.
Конец. Спасибо за внимание!
Отредактировано vakhtang2012 (09-03-2012 21:51:24)
